Неточные совпадения
Была уже ночь, когда Малюта, после пытки Колычевых, родственников и друзей сведенного митрополита, вышел наконец из тюрьмы. Густые тучи, как
черные горы, нависли над
Слободою и грозили непогодой. В доме Малюты все уже спали. Не спал один Максим. Он вышел навстречу к отцу.
Иоанн в
черном стихаре, из-под которого сверкала кольчуга, стоял с дрожащим посохом в руке, вперив грозные очи в раненого разбойника. Испуганные слуги держали зажженные свечи. Сквозь разбитое окно виден был пожар.
Слобода приходила в движение, вдали гудел набатный колокол.
Впоследствии, рассказывает предание, в одну жестокую зиму, в январе месяце, к ужасу жителей, нашла на Александрову
слободу черная туча, спустилась над самым дворцом и разразилась над ним громовым ударом, от которого запылали терема и вся
Слобода обратилась в пепел. От жилища роскоши, разврата, убийств и святотатных богослужений не осталось и следа…
Еще в самое то время, как начался разговор между царем и Скуратовым, царевич с своими окольными въехал на двор, где ожидали его торговые люди
черных сотен и
слобод, пришедшие от Москвы с хлебом-солью и с челобитьем.
Лес, еловый и березовый, стоял на болоте, верстах в трех от
слободы. Обилен сухостоем и валежником, он размахнулся в одну сторону до Оки, в другую — шел до шоссейной дороги на Москву, и дальше, за дорогу. Над его мягкой щетиной
черным шатром высоко поднималась сосновая чаща — Савелова Грива.
Скосив на нее
черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка с хитрыми глазами, человека дурной славы, знакомого всей
слободе. Он недавно помер, но его не зарыли в песке кладбища, а поставили гроб поверх земли, в стороне от других могил. Гроб —
черный, на высоких ножках, крышка его расписана белой краской, — изображены крест, копье, трость и две кости.
Приземистый, курносый, рябой и плешивый
черный поп Пафнутий был общим любимцем и в монастыре, и в обители, и в Служней
слободе, потому что имел веселый нрав и с каждым умел обойтись. Попу Мирону он приходился сродни, и они часто вместе «угобжались от вина и елея». Угнетенные игуменом шли за утешением к
черному попу Пафнутию, у которого для каждого находилось ласковое словечко.
— Отколе? А из сельца Дубиновки,
слободы Хворостиновки, вотчины Колотиловки, — отвечал серьезно
черный.
Нет, вот он уже за
слободою. Полозья ровно поскрипывают по крепкому снегу. Чалган остался сзади. Сзади несется торжественный гул церковного колокола, a над темною чертой горизонта, на светлом небе мелькают
черными силуэтами вереницы якутских всадников в высоких, остроконечных шапках. Якуты спешат в церковь.
Пять месяцев в году Стрелецкая
слобода лежала под снегом, и вся жизнь тогда уходила в
черные маленькие хаты и судорожно билась там, придушенная грязью, темнотой и бедностью.
Жители самого города
Черни и подгородных
слобод: Козацкой, Стрелецкой и Пушкарской, условились между собою не пить вина и ни под каким видом не держать его дома. К этому обету приступили и ямщики («Русский дневник», № 92).
Городок бедный, крыт соломой, по окраинам и в подгородных
слободах Казачьей да Солдатской не в редкость и
черные курные избы без трубы, с одним дымволоком.
— «Это, говорит, новшество, а я по старине верю: а в старину, говорит, в книгах от царя Алексея Михайловича писано, что когда-де учали еще на Москву приходить немцы, то велено-де было их, таких-сяких, туда и сюда не сажать, а держать в одной
слободе и писать по
черной сотне».
От этой
слободы в наши дни не осталось ни малейшего следа, так как, по преданию, в одну жестокую зиму над ней взошла
черная туча, опустилась над самым дворцом, этим бывшим обиталищем безумной роскоши, разврата, убийств и богохульства, и разразилась громовым ударом, зажегшим терема, а за ними и вся
слобода сделалась жертвою разъяренной огненной стихии. Поднявшийся через несколько дней ураган развеял даже пепел, оставшийся от сгоревших дотла построек.
Воображение, настроенное этими утешительными мыслями, представило ему панораму Москвы через стекло более благоприятное. Он привел в нее весну с ее волшебною жизнью, заставил реку бежать в ее разнообразных красивых берегах, расцветил
слободы садами и дохнул на них ароматом, ударил перстами ветерка по струнам
черного бора и извлек из него чудные аккорды, населил все это благочестием, невинностью, любовью, патриархальными нравами, и Москва явилась перед ним, обновленная поэзией ума и сердца.
— «Сам», «он» запалил! Видно, осерчал на слугу своего верного, что ушел отсюда в
слободу, — догадывались некоторые, благочестиво избегая произнести «
черное» слово.
Девки запахивают нить кругом
слободы; где сойдется эта нитка, там зарывают
черного петуха и
черную кошку живых.
Улучил время Еремеев, с воскресной гулянки свернул к старичку. И точно, — откуль такой в
слободу свалился: сидит килька на одной жилке, глаза буравчиками, голова огурцом, борода будто мох конопатый… На стене зверобой пучками. По столу
черный дрозд марширует, клювом в щели тюкает, тараканью казнь производит.
— Зачем же вече-то установлено, как не про всех? Что мы
черных сотен
слобод людишки, так нам и не поверяют умыслы свои! Вот от белых-то и замарались! Дело вышло на разлад, так наши же руки и тянут жар загребать! — слышались там и тут возгласы.
Имущество же бедных огнищан [Нынешние мещане.], купцов
черных сотен и
слобод [Так назывались продавцы мелочных товаров.], половных [Цеховые или мастеровые люди.] и прочих людей состояло из ветхих хибарок с соломенными крышами, с небольшим двором, внутри которого виднелись жердь с веревкою и бадьей для колодца, да длинные гряды с капустой, свеклою, редькою, морковью и другими огородными овощами.
Имущество же бедных огнищан [Нынешние мещане.], купцов
черных сотен и
слобод [Так назывались продавцы мелочных товаров.], половых [Цеховые или мастеровые люди.] и прочих людей состояло из ветхих хибарок с соломенными крышами, с небольшим двором, внутри которого виднелись жердь с веревкой и бадьей для колодца, да длинные гряды с капустой, свеклой, редькой, морковью и другими огородными овощами.
Мы можем описывать это место кровавых исторических драм только по оставшимся описаниям современников, так как в наши дни от Александровской
слободы не осталось и следа. По народному преданию, в одну суровую зиму над ней взошла
черная туча, спустилась над самым дворцом и разразилась громовым ударом, от которого загорелись терема, а за ними и вся
слобода сделалась жертвою всепожирающего пламени.
Гний после того всю остальную жизнь «в
черных трудех» и будь у всякого монастырского братаря и вратаря в «попихачах», или, согрев в душе отвагу, ищи случая схватить где-нибудь доверчивого брата или из церковной сокровищницы денег, да сманив из ближнего женского монастыря соскучившуюся монахиню, беги с нею в раскольничьи
слободы, объяви черницу женою и служи на семи просфорах по древнему благочестию.